— А ты уже все-все сделала? — завистливо спросила я.

Вот везет ей! Мозги не в ж… Не в жесткой прокрастинации. А там где надо и как надо работают. Лелька эти примеры щелкает как семечки! А я бьюсь над ними вечерами.

— Да, говорю же: дам списать завтра. Расслабься! Ты мне скажи лучше вот что: ты со мной пойдешь завтра к Соломатиной?

Соломатина — какая-то знакомая Ольги, девочка из золотой молодежи. Намечается вечеринка в ее загородном доме, пока родители улетели на отдых — классика жанра.

— Да не знаю я, — вздохнула я. — Что мне там делать? Я ни с кем из этой «Илиты» не знакома.

— Вот и познакомишься! — заявила Олька. А потом вдруг принялась канючить: — Ну, пожалуйста-пожалуйста! Там будут Питерский и Ветров. Я очень-очень хочу с ними познакомиться.

— И кто это? — изогнула я бровь. Лично мне эти фамилии совершенно ни о чем не говорили. Наверняка какие-то гадкие мажоры, известные своими гадостями, иначе Лелька не мечтала бы увидеть их воочию. — Плейбои местного розлива?

— Почти, — усмехнулась она. — Ну, добрая половина девчонок с ними бы, конечно, пообщаться были не против.

— Тогда точно мне неинтересно, — сморщила я нос, словно мне под самые ноздри мерзость какая попала и смердела.

— Ну ради меня, зай, — Лелька сменила тон и стала теперь сюсюкать со мной. — Пожалуйста.

— Ради тебя… — протянула я. — Это надо подумать.

— Так, Калистратова, — применила тактику кнута вместо пряника Ольга. — Я тебе скатать завтра ничего не дам, если ты меня не поддержишь как подруга.

— Ладно-ладно, стопэ, — тут же дала заднюю я. — Сходим мы к твоей Соломатиной, сходим.

— Вот так-то лучше, — победно заявила подруга.

— Шантажистка!

— Еще какая! Тогда до завтра, Крис.

— До завтра, шантажистка! — повесила я трубку под ее смех. — Вот ведь… среди бела дня шантажируют! — сказала я сама себе. — То есть, это… Среди ночи, конечно. Уже почти десять. Соломатина эта… Я б лучше сериал посмотрела завтра.

Только и осталось, что грустно вздыхать. Ведь не даст мне больше Ольховская скатать алгебру, если я ее так грубо предам и не пойду с ней пялиться на плейбоев доморощенных и «илитных»!

Придется идти.

2

— Опять эти ваши устрицы… — недовольно ковырял я вилкой ужин из ресторана.

Готовить мама не любила. А есть устриц — очень даже. Вот и едим… Для кого-то это деликатес желанный, который редко появляется на столе, а меня этот деликатес порядком задрал уже. Хочется просто пюрешки с котлеткой…

— Милый, ну прекрати, — высказалась мать. — Это же вкусно.

— Вкусно? — поднял я брови вверх. — Резина какая-то…

— Вот когда будешь зарабатывать сам, тогда и будешь есть, что хочется, — вступил в диалог отец. — А сейчас ешь, что поставили. Перебирает он… В конце концов, многие бы тебе позавидовали. Вилка из серебра, устрицы на столе. А ты выделываешься! Где твоя благодарность?

Я молча поджал губы. Да, вилка серебряная, устрицы на фарфоровой тарелке в столовой на двадцать человек в огромном зале, именуемом «столовая». Машина класса люкс, ведь мне восемнадцать исполнилось уже, а права я получил заранее. Брендовые шмотки, дорогие телефоны… Только я бы хотел пюрешку с котлетой. И право выбора.

Что есть. С кем дружить. Куда поступать учиться.

Я хотел пойти в музыкальное училище. Игра на гитаре и вокал мне очень нравятся, но отец запрещает. Говорит, что профессия несерьезная и нестабильная… Он прав, наверное. Но от юриспруденции меня просто тошнит. Однако, сыну депутата не пристало «брынчать на балалайке» как говорит папа… Только солидная профессия, да и бизнес нужно передать кому-то. Сын у него один — я, потому и вся «любовь» тоже достается мне.

Друзей отец тоже отбирает. Не позволит общаться любыми путями, если выбранный друг его не устраивает. Одобрил только Питерского — среди своих Питер, и то — потому что его папа тоже чиновник.

Про то, кого любит, папочка тоже распорядился. Дочь Завьяловых Динка, из семьи еще одного высокопоставленного лица, отец посчитал, что мне подходит. Нам было лет по двенадцать, когда отцы решили, что стоит нас поженить. Благо, что с Динкой бы классно общаемся, и мне она, в общем-то, нравится. Ей сейчас шестнадцать, скоро семнадцать, и до ее совершеннолетия у нас лишь платоническая любовь — иначе старший Завьялов мне кое-что оторвет…

— Ладно, жуйте сами свою резину, — встал я из-за стола. — Я пойду бутербродов нарежу.

— Сухомятка? — в спину возмутилась мама, фанат правильно питания. Морковь — наше все. И устрицы, да.

— Мам, я ушел, — отмахнулся я, направляясь в кухню. В животе урчал дикий голодный зверь. Какие нафиг устрицы? Есть у нас колбаса обычная, интересно? Сейчас проверим в холодильнике.

— Нет, ты это слышала, Аня? — говорил отец матери. — Жуйте сами свою резину… Хам малолетний…

— Да, за языком не следи, — подхватила она. — В приличном обществе нас не поймут.

Я закатил глаза. Они порой как два зомби — что скажут люди, что скажет общество, люди не нашего круга… Бла-бла-бла…

— Я его в лагерь на все лето отправлю, — заявил отец. — Пусть там воспитывают.

Так. Стоп.

Аж чуть не врезался в косяк дверного проема. Резко обернулся и пошел назад. Отец опять все решил за меня и без меня?!

— Что за лагерь? — нахмурился я. — Ты мне ничего не говорил.

— Спортивный, — поднял отец голову. — На море. Тебе понравится.

— С серебряными вилками?

— Да, очень хороший и дорогой, если ты об этом, — ответил отец, как ни в чем не бывало, выковыривая вилкой устрицу.

— А как ты меня туда определил, если мне есть восемнадцать уже? — спросил я.

— Это уж не твоя забота, — сказал папа. — Обо всем договорился. Экзамены сдашь и поедешь на все три смены.

— А как же репетиции?

— Ну… Между сменами.

— Но осенью у нас фестиваль…

— Успеете. Нас с мамой тоже часто не будет летом, нечего тебе тут без присмотра сидеть.

— Но…

— Ты не доволен лагерем на море, сын? — возмутился отец. — Ты уже вообще обалдел, что ли?

— Да нет, за это, конечно, спасибо, — ответил я. — Но не слишком ли долго?

— Нормально, — парировал папа. — Иди уже, ешь свои бутерброды, и закрыли тему. В лагерь ты едешь после экзамена. Дина, кстати, тоже.

Ну против Динки я никогда не был против. Веселее хоть будет. Ничего удивительного, что они нас вместе в один лагерь решили засунуть.

— Ладно, — ответил я. — Чего мне в самом деле тут с вами тереться… Лучше уж на море.

— И… Поосторожнее там, сын.

— Да знаю я.

Отец явно говорил о Дине. Но я все прекрасно и сам помню. Можно не напоминать по тысяче раз — она неприкосновенная. Только смотреть, руками не трогать.

Я ушел в кухню и нырнул с головой в огромный холодильник.

Так, колбаса и сыр есть — уже жить проще.

Надеюсь, вечеринка у Соломатиной будет веселее, чем устрицы…

3

Остаток дня после занятий в школе я снова утонула в сериале. Мне кажется, я могла бы смотреть его всю свою жизнь, а экзамены пусть сдает Пушкин…

А вечером за мной примчалась Лелька, видимо, рассудив, что я могу и сбежать с мероприятия. В принципе, так оно и было — я просто забыла про нее и вечеринку, и дверь открывала в домашних шортиках и маечке с дулькой на голове…

— О, привет! — попыталась я изобразить радость встречи с подругой. Но судя по ее лицу понимала, что сейчас получу по первое число.

— Так, Калистратова, — прошипела она, втискиваясь в наш тесный коридорчик. — Ты че — забыла, да? Или просто не собиралась идти со мной?

— Да я… — протянула я, совершенно не зная, что же ей соврать правдоподобное. — Сериал засмотрелась просто.

— Ты забыла про вечеринку?

— Нет, конечно, уже собираюсь!

— Списала алгебру и решила не идти? — грозно спросила подруга. — Надуть меня?

— Да нет же…